та-да-дадам!!

[bjean]

На фоне моих последних "шедевров" прямо греет душу

XXIX-35 Капитан Джек Харкнесс / (односторонний)Девятый Доктор / Роуз Тайлер. Гостеприимные туземцы в честь дня плодородия хотели опоить Джека и Роуз любовным зельем. Джек успел выпить свою порцию, а Роуз помешал Доктор, выбив чашу из её рук и пролив жидкость на себя. Теперь Джек гоняется за Доктором по ТАРДИС, а тот прячется.

– Он не с тобой?
Зашедшая в комнату Роза подскочила от неожиданности и огляделась. Голос был определенно Доктора, вот только самого Доктора в пределах видимости не наблюдалось.
– Доктор? – позвала она. – Что ты делаешь в моей спальне?
И, подумав, добавила:
– И где ты это делаешь?
– Здесь, – раздался приглушенный голос где-то в районе пола.
Роза сделала несколько шагов к кровати, наклонилась и заглянула под нее. Распластавшись на животе, весь красный и помятый, на полу лежал Доктор.
Роза не удержалась и хихикнула:
– Ты чего тут? Прячешься?
– Именно, – мрачно подтвердил тот.
– И где же преследователь?
– Где-то в районе прачечной, – на лице Доктора появилась мстительная улыбка. – Мне пришлось вспомнить пару приемов венерианского карате – о, не смотри так, никакого членовредительства, я просто обеспечил себе немного форы, пока он пытался выпутаться из грязного белья. Роза, ты не могла бы присесть, а лучше прилечь, у меня шея отваливается так смотреть на тебя. Да и этот… террорист может некстати забрести, и тогда все мои усилия по поиску надежного укрытия пойдут прахом.
– Ох, конечно, прости, – она быстро легла на пол и по-пластунски переползла на любезно освобожденное Доктором место.
– Намного лучше, спасибо, – он со стоном опустил голову, прижавшись щекой к ковру. – Как же это утомительно – отбиваться от домогательств. От его щипков у меня уже болит все, что только можно. У Джека пальцы стальные – никогда не думал, что можно так больно щипаться! А эти сомнительные комплименты… Он сказал, что от меня потрясающе пахнет, и что его заводят уши. Уши, Роза! Почему все обращают внимания на мои уши?
– Ну… Они очень... милые, – ласково потрепав упомянутую часть тела, смущенно улыбнулась она. Доктор фыркнул. – Может, есть какой-то способ его от тебя отвадить?
– Не знаю, – его лицо снова стало озабоченным. – Ополоснуться кипятком? Серной кислотой? Обмазаться тухлыми яйцами? Это какой-то феромон, Роза, по-видимому, он проник в верхние слои моего эпидермиса. Мне остается только ждать, что выветрится первым – вещество из моей кожи или дурь из головы Джека. Такие составы, как этот, обычно недолговечны. В отличие от дури.
– Не сердись на него, – примиряющее произнесла она, – он же не знал.
– Джек взрослый, пора бы уже усвоить, что тянуть всякую неизвестную дрянь в рот – не самая лучшая идея. Впредь ему наука.
Некоторое время они молчали.
Доктор явно прислушивался, Роза просто рассматривала его лицо, думая, что и без всяких зелий и феромонов он – самое удивительное и притягательное, что она видела в своей жизни.
– Кажется, я сбил его со следа, – прервал ее размышления его голос.
– Будем вылезать?
– Ну… – он слегка замялся, – я, пожалуй, перестрахуюсь. Конечно, если хочешь, ты можешь уйти. Или остаться со мной, – нарочито небрежно добавил он.
Из коридора, отражаясь этом от стен, донеслось громогласно–игривое «Дооооктоооор!», и Роза едва удержалась от смеха, видя, как изменился в лице Доктор.
– Бродит тут, как призрак–извращенец, – проворчал он, – цепей только не хватает.
– Я останусь – должен же кто–то тебя защитить, – решила она.
Доктор посмотрел на нее с такой благодарностью, что Розе всерьез стало его жаль.
– Не стоило тебе выбивать у меня чашку, – заметила она.
– Стоило, – твердо возразил он. – Даже представлять не хочу, что бы было, если бы ты это выпила.
Роза слегка пожала плечами:
– Тебе не пришлось бы прятаться под кроватью.
– Я предпочел бы прятаться хоть в кошачьей корзине, лишь бы не видеть, как ты и Джек…
Он умолк, плотно сжав губы, словно сболтнул лишнего, но Роза поняла все и так. Она улыбнулась, глядя на него с нежностью, и легко прикоснулась губами к его щеке, с удовольствием отмечая, как потеплел его взгляд.
– Ты действительно пахнешь просто головокружительно, – поддразнила она.
– Приму это как комплимент, – он смущенно улыбнулся и затаил дыхание. – А теперь, Роза, мы должны вести себя тихо-тихо, как на подводной лодке.
Едва он это произнес, дверь распахнулась, и в поле их зрения возникли ноги Джека.
Роза почувствовала, как пальцы Доктора сжали ее ладонь. Подняв на него глаза, она обнаружила полнейшую собранность и сосредоточенность на его лице, а напрягшееся тело свидетельствовала о готовности в любой момент дать деру.
До их ушей донесся жалобный вздох, и Джек, еще раз позвав Доктора по имени со страстью и тоской в голосе, вышел из комнаты.
Некоторое время они лежали не шевелясь, пока Доктор не прошептал:
– По-видимому, эта гадость начинает выветриваться, раз он меня не учуял. Думаю, он теперь пойдет искать в соседнюю комнату – значит, мою спальню. Слишком близко, но мы можем попробовать ускользнуть.
Роза бросила короткий взгляд на их сцепленные руки, потом посмотрела в его лицо.
– Или, все-таки, переждать здесь, – с улыбкой прошептала она.
Он, казалось, был немного удивлен:
- Ты уверена?
Она кивнула, озорно глянув на него из-под ресниц:
- Уверена. Тем более, кажется, зелье действует и на меня.

XXIX-3 Альт!Десятый Доктор / Роза Тайлер. Быт с Доктором – это всегда непросто. Житейские мелочи, привычки, бытовые ссоры.

Доктор кладет ноги на стол, не убирает тарелки в раковину и никогда не допивает чай. Он вполне способен забыть о жарящемся на плите стейке, увлекшись чем-то другим, или по рассеянности заправить овощной салат карамельным сиропом. Он оставляет открытым тюбик с зубной пастой и не опускает за собой стульчак. Он ест джем пальцами прямо из банки, оставляя потом за собой повсюду липкие отпечатки.
На его рабочем столе всегда беспорядок, а карманы его брюк и пиджаков обязательно нужно проверять, прежде чем приступить к стирке.

Он может бодрствовать три ночи подряд, а потом отрубиться прямо в кресле с пакетом чипсов в руке. Во сне он перетягивает одеяло на себя и нещадно пинается.
Он как одержимый разбрасывает по дому носки и никогда не запирает входную дверь. Он способен часами торчать в душе и бесцеремонно залезть в ванну к Розе, не потрудившись спросить разрешения (не то чтобы она была против, но сам факт).
Его невозможно заставить выбросить хотя бы часть хлама, которым наполнена их квартира, а выполнения обещания повесить полку приходится ждать неделями. Им уже дважды приходилось приобретать новую технику. Один раз из-за неудачного эксперимента с новым красным режимом на звуковой отвертке, второй – из-за удачного.

Иногда он бывает резок и крайне нетактичен – совершеннейший пришелец, и Роза злится на него за его грубость и невнимательность к другим.
Когда Доктор занят работой, он не видит и не слышит ничего вокруг –его невозможно дозваться, но Роза уже не раз убеждалась, что когда речь заходит о чем-то не для его ушей, слух и зрение у него магическим образом обостряются, чем бы он ни был занят.

Он любит валяться вечером на пушистом ковре возле камина, положив голову Розе на колени, и рассказывать о том, как прошел день, пока она нежно перебирает его волосы.
Ему нравится, когда все видят, что они с Розой – пара, он гордится ею и не считает нужным скрывать свою ревность.
Ему по-прежнему требуется совсем немного времени для сна, но Роза никогда не просыпается в одиночестве. Он приносит ей завтраки в постель, целует на людях и всегда ищет рукой ее ладонь.
Он любит ее и хочет показать это. Он учится говорить о своих чувствах.
Ему непросто жить так – запертым в одном месте и времени, но ради Розы он согласен смириться. Собственно, ради нее он готов смириться с чем угодно и делает все, чтобы она была в этом уверена. Он тоскует по звездам в ожидании новой ТАРДИС, но повторяет ее слова о «застрять здесь с тобой не так уж и плохо».

Он почти не изменился, он все тот же – ее Доктор, и, прижимаясь к его груди, слушая биение единственного сердца, Роза думает о том, что ради того, что теперь всегда следует за его тихим «Роза Тайлер…», она готова выдержать что угодно.
А большинство его привычек вполне терпимы.

остальное

XXIX-9 Восьмой Доктор | Девятый Доктор. Сразу после регенерации следить за "ранним" Восьмым, почти всерьез думать о попытке предотвратить "уничтожение" Галлифрея. Столкновение, эффект Блиновича. Желательно А!

Доктору кажется, что фиксированная точка, обозначающая самую большую трагедию и самую большую вину в его жизни, внезапно обретает вес и форму – безобразная черная масса, страшная и горькая. Она давит на него почти физически ощутимо, заставляя склонять голову и прятать глаза. По сути, прятаться ему больше не от кого (отчего в груди болит и ноет), но он все равно скрывается от посторонних глаз за броней внешнего равнодушия и апатии.

Вся тяжесть мира на плечах его, и все становится только хуже, когда он смотрит на скачущего по траве мужчину в самых удобных на свете туфлях. Ненавидел ли кто-нибудь когда-нибудь так сильно, как сейчас ненавидит себя он, Доктор сказать не может, но воспоминания об огне, и боли, и обжигающем раскаянии толкают его вперед, пока он не вспоминает про Грейс. Грейс не причем, Грейс не должна этого видеть, и Доктор заходит в Тардис-из-прошлого в двух тысячах километров и восемьдесят лет спустя от Сан-Франциско 2000 года.

Его прошлое воплощение оборачивается от консоли с мягкой улыбкой, и Доктор, в пару шагов преодолев разделяющее их расстояние, подходит вплотную и хватает того за волосы на затылке. В чистых голубых глазах мелькает легкий испуг, а потом – узнавание и понимание, когда время и пространство вокруг начинают сжиматься и дрожать, угрожая взорваться в любой момент.
Доктор всерьез подумывает о том, чтобы приложить лбом эту кудрявую голову о ближайшую твердую поверхность, чтобы брызнула кровь, чтобы никто никогда не видел больше этого лица, и нового, еще незнакомого лица тоже, чтобы просто прекратить свое жалкое существование, если его главная миссия – уничтожив себе подобных, обречь самого себя на невыносимое одиночество.
Ему кажется, что он смотрится в зеркало, вот только он точно знает, что не может у него сейчас быть таких безмятежных глаз и спокойного взгляда.
Будь он проклят.
Ненависть и ярость скручиваются жгутом где-то внутри, и он сильнее сжимает кулак.

Прохладная ладонь ложится на его щеку – ласковое, мягкое прикосновение. И весь гнев внезапно испаряется, оставив после себя невыносимую, смертельную усталость.

Ничего это не решит, конечно, и не изменит, не причинив еще больше разрушений. На его руках и так достаточно крови.

Он стряхивает чужую ладонь и опускает руку. Еще мгновение смотрит на свое прошлое, а затем поворачивается и уходит.

Он знает наверняка, что какие-то обстоятельства сотрут из памяти Восьмого эту встречу, как это часто с тем случалось – ведь сам он ее не помнит.
Он знает, что где-то в пространстве и времени этот галлифреец в бархатном сюртуке в последний раз вступает на родную землю.
Каким бы непереносимым ни было желание все исправить, он не в состоянии снова принять на себя груз такой ответственности.
Доктор подходит к своей Тардис и прислоняется лбом к синему двери, обхватывая руками шершавое дерево.
По крайней мере, в его одиночестве с ним будет она.


XXIX-47 Роза Тайлер / не Доктор!Алек Харди (кроссовер с «Бродчёртч»). Post-Doomsday. Встретиться на пляже. NH!

Конечно, это не он.
Розе даже не нужно использовать сканер, лежащий в кармане, чтобы точно знать – перед ней человек, обычный и ничем непримечательный.
Вот только в первое мгновение, когда она его видит, сердце пропускает удар, а внутри все замирает и обрывается, когда она понимает, что это просто невероятное, невозможное сходство.

Мужчина замечает ее неприкрытый ошарашенный взгляд и подходит ближе.
– С вами все в порядке, мисс? Вам плохо?
«Да, – думает Роза, – да, хуже некуда».
– Все хорошо, спасибо, – выдавливает она вслух, – просто… Простите, я обозналась.
Он внимательно смотрит ей в лицо:
– Вы ужасно побледнели. Вы уверены, что вам не нужна помощь? Я мог бы…
– Нет, все в порядке, – повторяет она, глядя в его глаза.

Огромные, темно–карие, с такими же длинными ресницами и морщинками в уголках. Человеческие.
Такие человеческие, что ей хочется выть от разочарования.

Он еще некоторое время молчит, а потом протягивает руку:
– Алек Харди.
Роза неуверенно пожимает теплую ладонь и называет свое имя.

Они идут по пляжу бок обок, ведя безликую вежливую беседу. Роза слушает и исподтишка рассматривает его.
Если бы не густая щетина и тяжелая походка, если бы его голос не звучал так утомленно и безжизненно, сходство было бы почти идеальным. И от этого мучительно ноет за ребрами и хочется плакать.

Ей звонит Микки с сообщением, что инопланетная активность, которую они засекли в районе бухты – обычный долгоносик, и вешает трубку, чтобы не услышать ее разочарованного вздоха.
– Плохие новости? – тактично и участливо спрашивает ее спутник.
– Не совсем, – печально улыбнувшись, отвечает она и отключает сканер, не вынимая его из кармана. – Это по работе.
– В воскресенье? – переспрашивает Алек.
Роза пожимает плечами, а он улыбается, словно вспомнив что–то свое.
Улыбка у него чудесная, и Роза ловит себя на том, что хотела бы коснуться его лица, такого знакомого и одновременно совсем чужого.
– Вы не хотели бы выпить кофе? Здесь неподалеку есть кафе.

Он не флиртует с ней, и Розе почему–то кажется, что он слишком уставший, слишком измученный для этого.
У него печальный взгляд и глубокие тени под глазами, и Роза думает, что было что-то в его прошлом, о чем он совсем не хочет говорить, но о чем думает постоянно. Ей это знакомо до сухих спазмов, и именно поэтому их разговор, пусть и не касается ничего личного, кажется странно-уютным.
Она не хочет лезть ему в душу, Алек не делает этого тоже, но почему-то сейчас, глядя на знакомые черты и не-рыжие волосы, она чувствует какое-то необъяснимое родство, несмотря на то, что видит этого человека впервые в жизни. Несмотря на разные вкусы, разные взгляды, разные жизни.
И Роза не подозревает, что, если бы они поговорили откровенно, выяснилось бы, что у них есть кое-что общее.
Он, как и она, ненавидит пляжи.