[bjean]

Я уже вся истряслась, ибо день икс ближе и ближе.
А тут еще этот приквел...

нытье про Юбилей

Приквел, который полностью, в хлам и пыль, разломал мой прекрасный хэдканон с кудрявым Восьмым, уничтожающим Галлифрей и красиво и трагично регенерирующим в Девятого.
Нет, задумка хороша, настолько, что нет никакого желания Моффата ругать и хаять – получилась же просто шикарнейшая связка с олдскулом, пьесами, нам показали ВОСЬМОГО – целых шесть минут прекрасного, шесть минут МакГанна, драмы и восхитительной игры, а еще вины Доктора теперь вроде как и нет в том, как все вышло. Он больше не убийца – он жертва обстоятельств, что больше соответствует его имени и посылу «не убий» в целом.
Но вот именно последний пункт ломает мою картину мира. Это как думать о человеке, что он рыжий, а потом случайно увидеть, как он у зеркала подрисовывает веснушки и красит волосы – не накладывается картинка одна на другую.

И меня огорчают те отрывки из Юбилея, что мы узреваем на просторах. Роза с Хертом, Роза одна, Десятый с Одиннадцатым, Роза с Хертом, Роза в кадре с Десятым, стоящим к ней спиной... Что заставляет меня строить ужасную догадку – быть может, Доктор – оба - даже ее не видит? Меня пугают эти жуткие слухи про смерть Хенди и дико интригует ее обручальное колечко, но мне совсем не нравится, что она с ее Доктором – раздельно.
Я хотела Розу Доктора, ту милую, влюбленную девочку, которая только что побывала в Нью-Нью-Нью - Йорке, видела удов и королеву Викторию, и которая еще не сталкивалась с Ковчегом бытия и не билась о белую стену. Это было бы так интересно – ее взаимодействие с Доктором, у которого снова новое лицо, с Кларой, ее прежняя химя с Доком Дэвида…
Я так мечтала о реакции на нее Одиннадцатого, ведь я шипперю их как безумная! что отсутствие этих сцен съест половину удовольствия.
А Роза, учитывая ее вид космического бомжа, наверняка таки не второсезоная, а типа Клары или Ривер из «Имени» - полуреальная. Ненастоящая.
А мне вот чего хочется:

.

Видеть прошлого самого себя для него далеко не впервой, и, строго говоря, эта ситуация еще не самая абсурдная, поэтому близость предыдущей регенерации волнует его меньше всего. Он мельком отмечает, до чего же все-таки нелеп этот мятый костюм, и каким разбитым он себя чувствует по сравнению с этим – тощим, задорным, еще так мало, на самом деле, терявшим. Если бы он мог выбирать, предпочел бы какого-нибудь другого себя вместо этого лохматого счастливого придурка.
Придурок косится на него, высказывает свои ненужные критические замечания относительно ТАРДИС и фонтанирует энергией.

Рядом с ним Доктор ощущает себя еще старше.

Неожиданную (ожидаемую) проблему создает Роза.
Слишком много времени прошло, чтобы вздрагивать и хвататься за сердце, но в груди все равно ноет, а руки против воли тянутся обнять.
Больше всего Доктор боится, что она начнет задавать вопросы, на которые он не может и не должен отвечать. Поэтому он сторонится ее, стараясь не оставаться с ней один на один даже относительно, а потом понимает, что его усилия совершенно бессмысленны. Прошлый он ревностно следит за каждым его движением по направлению к Розе, и Доктор ухмыляется про себя: неужели его ревность всегда была так явна? Но Роза и сама держит дистанцию, жмется к своему Доктору, в то же время с любопытством рассматривая его – откровенно и доверчиво, как ребенок.
Она так же мало похожа на ту Розу, которую он во второй раз оставил навеки в Бухте Злого Волка, как и он сам похож на себя тогдашнего. Он уже стал забывать, какая она была – живая, наивная, не в меру любопытная, совсем девочка, еще не терявшая своего Доктора, и теперь он видит, кого напоминает ему Клара своей любознательностью, непосредственностью и светом.

Юная Роза Тайлер смотрит на него, а он чувствует вину за то, что для нее еще не случилось.

Внутри у него все сжимается от ожидания. Она спросит, непременно – они всегда спрашивают, и к этому стоило бы привыкнуть и быть готовым, но каждый раз, каждый чертов раз он чувствует себя, как под гильотиной.

«Ты бросил меня?»
«Я умерла? Как я умерла?»
«Почему ты оставил меня?»

И множество-множество вариаций, ни одна из которых не сделает это менее мучительным.
Доктор ненавидит оправдываться, но почему-то именно это ему приходится делать чаще всего.
И когда она подходит и спрашивает, он застывает соляным столбом, ссутулившись, съежившись, словно в предчувствии удара.

– Как долго я буду с тобой? – без надрыва и горечи, словно интересуется, где он взял эту бабочку или какая сейчас погода на Раксокорикофаллапаториусе.
Он поднимает голову и смотрит в ее открытое лицо, в эти сияющие глаза, когда-то без страха заглянувшие в сердце ТАРДИС, чтобы спасти его, и с облегчением понимает, что может сказать почти правду.
И это будет именно то, что она так жаждет услышать.
Он поднимает руку, касается ладонью ее щеки и выдыхает с теплой, легкой улыбкой:
- Всегда.